В 1883 году действительный тайный советник, врач‑окулист, профессор, начальник кафедры офтальмологии Санкт‑Петербургской медико‑хирургической академии и директор Сельскохозяйственной Петровской академии Эдуард Андреевич Юнге (1832 – 1898) в возрасте 52 лет вышел в отставку и покинул столицу.
Путь Юнге лежал в Крым, в местность, расположенную в предгорьях потухшего вулкана Карадаг и хорошо известную сейчас под названием Коктебель, где почти за бесценок им были приобретены земли «размером приблизительно в полторы тысячи десятин» (по словам В. В. Вересаева).
В Петербурге Эдуард Андреевич оставил четырёх сыновей — Владимира, Фёдора, Александра, Сергея — и супругу Екатерину Фёдоровну (урождённую Толстую), которая категорически отказалась ехать с мужем в эти дикие края, и тем более с детьми. О причинах столь неожиданного поступка Юнге сейчас мы можем только гадать — накопившаяся усталость от столичной жизни? давняя мечта уединиться на берегу моря? (известно, что, посетив Феодосию в 1870 году, Эдуард Андреевич совершил конную поездку к Карадагу и навсегда влюбился в эти загадочные, библейские места) наконец, разлад с супругой, который ни для кого из окружения доктора не был секретом?
Ответом нам неведом.
Погружение в крымское средневековье далось действительному тайному советнику и столичному профессору‑офтальмологу нелегко. Из письма Э. А. Юнге Екатерине Фёдоровне: «Конечно, живя здесь, я буду опускаться, но мне очень долго придётся это делать, чтобы опуститься до уровня окружающего меня населения».
Дальнейшая история коктебельского отшельничества Эдуарда Андреевича оказалась наполнена многочисленными драматическими коллизиями и трагическими поворотами. С одной стороны, это было жертвенное миссионерское служение местному населению с целью облагораживания его нищей и скудной жизни, с другой — чисто немецкое ведение хозяйства, жёсткая дисциплина, ведшая к разрушению местных устоев. С одной стороны, Эдуард Андреевич наслаждался своим одиночеством на фоне величественной красоты древней Киммерии, с другой — страдал от этого одиночества и невозможности общаться с сыновьями.
Развязка наступила в 1897 году. Юнге тяжело заболел — было принято решение вывезти его в Берлин на лечение. Все заботы по спасению умирающего мужа на себя взяла его супруга, с которой к тому моменту он уже не виделся несколько лет. Вспоминая о том времени, Екатерина Фёдоровна писала: «Теперь на кресле передо мной сидел худой, съёжившийся, беспомощный, задыхающийся старик. Все прежние обиды были забыты в ту минуту».
Смерть Эдуарда Андреевича, наступившая в 15 сентября 1898 года, примирила Е. Ф. Юнге‑Толстую с Коктебелем и Крымом.
Впервые к месту уединения, а теперь и упокоения их отца приехали его сыновья. При том что они почти не общались с Эдуардом Андреевичем, любовь к этой новой, неведомой земле передалась им. В этом, безусловно, была заслуга Екатерины Фёдоровны, рассказывавшей мальчикам об их отце — великом враче и первооткрывателе древней Киммерии только в превосходной степени.
К сожалению, вместе с любовью к Коктебелю сыновья унаследовали от отца и трагический пафос всей его жизни. В 1902 году в возрасте 38 лет от неизлечимой болезни умер Владимир Эдуардович. В возрасте 24 лет в результате несчастного случая погиб Сергей Эдуардович (это произошло на похоронах старшего брата).
Дело отца продолжили Фёдор Эдуардович и Александр Эдуардович. Их стараниями в Коктебеле была проведена ирригация земель, налажено промышленное виноделие — ныне хорошо известный завод марочных вин расположен как раз на том месте, где некогда стоял дом семьи Юнге, уничтоженный пожаром в 1931 году.
Александр Юнге был также широко известен в посёлке своим экстравагантным поведением — он увлекался сокольской гимнастикой и гиревым спортом, устаивая на пляже показательные выступления и привлекая внимание зрителей из числа коктебельских дачников.
После 1917 года, что и понятно, семья Юнге также привлекла к себе внимание и новой власти, оказавшись при этом в списке так называемых социально чуждых элементов едва ли не на первом месте.
«Брали на мушку»,
«ставили к стенке»,
«Списывали в расход» —
Так изменялись из года в год
Речи и быта оттенки.
«Хлопнуть», «угробить»,
«отправить на шлёпку»,
«К Духонину в штаб»,
«разменять» —
Проще и хлеще нельзя передать
Нашу кровавую трёпку.
Правду выпытывали
из‑под ногтей,
В шею вставляли фугасы,
«Шили погоны»,
«кроили лампасы»,
«Делали однорогих чертей».
Сколько понадобилось лжи
В эти проклятые годы,
Чтоб разъярить
и поднять на ножи
Армии, классы, народы.
Всем нам стоять
на последней черте,
Всем нам валяться
на вшивой подстилке,
Всем быть распластанным
с пулей в затылке
И со штыком в животе.
Это стихотворение М. А. Волошин написал в 1921 году.
В том же году в марте от воспаления лёгких умер Александр Эдуардович, простудившись в конце февраля, когда возвращался в Коктебель из Феодосии, где он был задержан ЧК и по настоятельной просьбе Максимилиана Александровича освобождён.
А через шесть лет не стало его брата Фёдора.
Теперь все сыновья ушли вслед за отцом...
•••
В 2017 году в Историческом музее в Москве издательство «Кучково поле» презентовало книгу «Е. Ф. Юнге. Воспоминания. Переписка. Сочинения. 1843 – 1911». Монографию представлял приехавший из Швейцарии физик Александр Николаевич Розанов.
После официальной части мы познакомились с господином Розановым, разговорились. Выяснилось, что он внук Александра Эдуардовича Юнге, а его матери Марине Александровне Юнге‑Розановой в 2016 году исполнилось 100 лет, чему издание воспоминаний во многом и посвящено. А ещё Александр (просил называть себя так) рассказал, что мечтает создать музей семьи в Коктебеле и уже съездил туда, чтобы понять, что для этого нужно.
В конце встречи, как теперь водится, мы обменялись телефонами и электронными адресами, договорились быть на связи, не теряться. Потерялись, конечно, кто же знал тогда, какие времена наступят через три года...
С тех пор каждую осень я бываю в Коктебеле. Исключением не стал и этот сентябрь. Установленные несколько лет назад на разорённом ещё в советское время семейном склепе Юнге таблички нынче оторваны. Музея как не было, так и нет.
Одно радует: загадочная для русского уха немецкая фамилия Юнге сейчас в Коктебеле звучит, а информация о том, что посёлок всё‑таки создал и начал застраивать вовсе не Максимилиан Александрович (при всем к нему глубоком уважении), а Эдуард Андреевич, просочилась каким‑то немыслимым образом и стала популярной. Другое дело, что, конечно, никто в этой круговерти не различает Юнге‑отца и его сыновей. Впрочем, перед лицом вечности это не так уж и важно: отец воплотился в своих сыновьях, сыновья — растворились в своём отце... — это непреложная истина.
В Петербурге Эдуард Андреевич оставил четырёх сыновей — Владимира, Фёдора, Александра, Сергея — и супругу Екатерину Фёдоровну (урождённую Толстую), которая категорически отказалась ехать с мужем в эти дикие края, и тем более с детьми. О причинах столь неожиданного поступка Юнге сейчас мы можем только гадать — накопившаяся усталость от столичной жизни? давняя мечта уединиться на берегу моря? (известно, что, посетив Феодосию в 1870 году, Эдуард Андреевич совершил конную поездку к Карадагу и навсегда влюбился в эти загадочные, библейские места) наконец, разлад с супругой, который ни для кого из окружения доктора не был секретом?
Ответом нам неведом.
Погружение в крымское средневековье далось действительному тайному советнику и столичному профессору‑офтальмологу нелегко. Из письма Э. А. Юнге Екатерине Фёдоровне: «Конечно, живя здесь, я буду опускаться, но мне очень долго придётся это делать, чтобы опуститься до уровня окружающего меня населения».
Дальнейшая история коктебельского отшельничества Эдуарда Андреевича оказалась наполнена многочисленными драматическими коллизиями и трагическими поворотами. С одной стороны, это было жертвенное миссионерское служение местному населению с целью облагораживания его нищей и скудной жизни, с другой — чисто немецкое ведение хозяйства, жёсткая дисциплина, ведшая к разрушению местных устоев. С одной стороны, Эдуард Андреевич наслаждался своим одиночеством на фоне величественной красоты древней Киммерии, с другой — страдал от этого одиночества и невозможности общаться с сыновьями.
Развязка наступила в 1897 году. Юнге тяжело заболел — было принято решение вывезти его в Берлин на лечение. Все заботы по спасению умирающего мужа на себя взяла его супруга, с которой к тому моменту он уже не виделся несколько лет. Вспоминая о том времени, Екатерина Фёдоровна писала: «Теперь на кресле передо мной сидел худой, съёжившийся, беспомощный, задыхающийся старик. Все прежние обиды были забыты в ту минуту».
Смерть Эдуарда Андреевича, наступившая в 15 сентября 1898 года, примирила Е. Ф. Юнге‑Толстую с Коктебелем и Крымом.
Впервые к месту уединения, а теперь и упокоения их отца приехали его сыновья. При том что они почти не общались с Эдуардом Андреевичем, любовь к этой новой, неведомой земле передалась им. В этом, безусловно, была заслуга Екатерины Фёдоровны, рассказывавшей мальчикам об их отце — великом враче и первооткрывателе древней Киммерии только в превосходной степени.
К сожалению, вместе с любовью к Коктебелю сыновья унаследовали от отца и трагический пафос всей его жизни. В 1902 году в возрасте 38 лет от неизлечимой болезни умер Владимир Эдуардович. В возрасте 24 лет в результате несчастного случая погиб Сергей Эдуардович (это произошло на похоронах старшего брата).
Дело отца продолжили Фёдор Эдуардович и Александр Эдуардович. Их стараниями в Коктебеле была проведена ирригация земель, налажено промышленное виноделие — ныне хорошо известный завод марочных вин расположен как раз на том месте, где некогда стоял дом семьи Юнге, уничтоженный пожаром в 1931 году.
Александр Юнге был также широко известен в посёлке своим экстравагантным поведением — он увлекался сокольской гимнастикой и гиревым спортом, устаивая на пляже показательные выступления и привлекая внимание зрителей из числа коктебельских дачников.
После 1917 года, что и понятно, семья Юнге также привлекла к себе внимание и новой власти, оказавшись при этом в списке так называемых социально чуждых элементов едва ли не на первом месте.
«Брали на мушку»,
«ставили к стенке»,
«Списывали в расход» —
Так изменялись из года в год
Речи и быта оттенки.
«Хлопнуть», «угробить»,
«отправить на шлёпку»,
«К Духонину в штаб»,
«разменять» —
Проще и хлеще нельзя передать
Нашу кровавую трёпку.
Правду выпытывали
из‑под ногтей,
В шею вставляли фугасы,
«Шили погоны»,
«кроили лампасы»,
«Делали однорогих чертей».
Сколько понадобилось лжи
В эти проклятые годы,
Чтоб разъярить
и поднять на ножи
Армии, классы, народы.
Всем нам стоять
на последней черте,
Всем нам валяться
на вшивой подстилке,
Всем быть распластанным
с пулей в затылке
И со штыком в животе.
Это стихотворение М. А. Волошин написал в 1921 году.
В том же году в марте от воспаления лёгких умер Александр Эдуардович, простудившись в конце февраля, когда возвращался в Коктебель из Феодосии, где он был задержан ЧК и по настоятельной просьбе Максимилиана Александровича освобождён.
А через шесть лет не стало его брата Фёдора.
Теперь все сыновья ушли вслед за отцом...
•••
В 2017 году в Историческом музее в Москве издательство «Кучково поле» презентовало книгу «Е. Ф. Юнге. Воспоминания. Переписка. Сочинения. 1843 – 1911». Монографию представлял приехавший из Швейцарии физик Александр Николаевич Розанов.
После официальной части мы познакомились с господином Розановым, разговорились. Выяснилось, что он внук Александра Эдуардовича Юнге, а его матери Марине Александровне Юнге‑Розановой в 2016 году исполнилось 100 лет, чему издание воспоминаний во многом и посвящено. А ещё Александр (просил называть себя так) рассказал, что мечтает создать музей семьи в Коктебеле и уже съездил туда, чтобы понять, что для этого нужно.
В конце встречи, как теперь водится, мы обменялись телефонами и электронными адресами, договорились быть на связи, не теряться. Потерялись, конечно, кто же знал тогда, какие времена наступят через три года...
С тех пор каждую осень я бываю в Коктебеле. Исключением не стал и этот сентябрь. Установленные несколько лет назад на разорённом ещё в советское время семейном склепе Юнге таблички нынче оторваны. Музея как не было, так и нет.
Одно радует: загадочная для русского уха немецкая фамилия Юнге сейчас в Коктебеле звучит, а информация о том, что посёлок всё‑таки создал и начал застраивать вовсе не Максимилиан Александрович (при всем к нему глубоком уважении), а Эдуард Андреевич, просочилась каким‑то немыслимым образом и стала популярной. Другое дело, что, конечно, никто в этой круговерти не различает Юнге‑отца и его сыновей. Впрочем, перед лицом вечности это не так уж и важно: отец воплотился в своих сыновьях, сыновья — растворились в своём отце... — это непреложная истина.
Печатается по: Максим Гуреев. Юнге и сыновья // Мир Музея. 2023. №11. С. 26 – 28.
На фото: Эдуард Андреевич Юнге. 1860‑е гг.